Александр Иванович Гучков и Великая русская революция - Виктор Иванович Козодой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее он пишет, что «…зная арестованных рабочих по их деятельности в ВПК и будучи вполне уверен… что они не будут уклоняться», обращается с ходатайством об освобождении всех арестованных рабочих, членов Центрального и Петроградского областного ВПК599.
Параллельно А. И. Гучков ведет активную переписку с С. А. Юревичем и С. С. Хабаловым об изменении меры пресечения в отношении Васильева, Н. Я. Яковлева и других арестованных членов Рабочей группы. Однако Александр Иванович получает отказы как от начальника Петроградского военного округа С. С. Хабалова600, так и от судебного следователя С. А. Юревича601, и заключенные остаются под стражей. Тем не менее сам факт такой переписки говорит о большой заинтересованности со стороны А. И. Гучкова.
Эмигрантский исследователь В. Кобылин отмечает, что «заслуживает исключительное внимание возникшее по инициативе А. И. Гучкова предложение о созыве в начале февраля особого и чрезвычайного совещания руководящих представителей ЦВПК, Земгора, думских оппозиционных фракций, профессуры, общественных организаций и, по возможности, Государственного Совета…»602.
Российский же историк С. Куликов, глубоко исследовав тему, зафиксировал, что «новое совещание состоялось 5 февраля под председательством Гучкова в помещении ЦВПК». Судя по всему, именно об этом совещании вспоминал Милюков, рассказывая о том, как его участники единодушно пришли к выводу о необходимости замены Николая II Алексеем, установления регентства Михаила и создания правительства во главе с князем Г. Е. Львовым. Во время совещания Гучков «таинственно молчал, и это молчание принималось за доказательство его участия в предстоявшем перевороте». Уже в эмиграции Гучков сообщил А. П. Столыпиной, что в феврале 1917 года, незадолго до революции, образовался «комитет по подготовке мятежа», куда вошли, кроме него, Керенский, Милюков, Некрасов и «многие другие». 9 февраля 1917 года в кабинете председателя Думы М. В. Родзянко произошло совещание лидеров оппозиции и руководителей ЦВПК. «Самым неумолимым и резким» по отношению к Николаю II оказался Терещенко. По сведениям Соколова, участники совещания решили, что переворот «откладывать дальше нельзя», а потому при возвращении царя из Ставки его «в районе армии Рузского задержат и заставят отречься»603.
Правые силы через свои газеты, в частности через газету «Земщина», предупреждали власти о том, что «заговорщики» уже составили списки будущего правительства, что на базе Рабочей группы ЦВПК фактически создан Совет рабочих депутатов, и о роли А. И. Гучкова.
В связи с этим появился ряд характерных публикаций, в которых раскрывались многие тайны. Указывались имена, события, а главное, технологии по свержению власти. Последующие события показали, что во многом именно так все и происходило, что еще раз доказывает, что нельзя говорить о «стихийности» событий, это были тщательно спланированные и заблаговременно подготовленные действия. Приведем выдержки из текстов этих публикаций: «В квартире видного политического и общественного деятеля под его председательством идут частные совещания о настоящем политическом моменте. Часть членов его наметила лиц, имеющих войти в кабинет общественного доверия… Это Рябушинский.
…Чего это они вдруг решили намечать лиц в кабинет общественного «доверия» — кто их об этом просил?..
Ну что, как вы думаете, господин Гучков, Коновалов и Рябушинский, организовавшие и содержавшие за казенный счет эти «рабочие группы» и, безусловно, во всех их действиях осведомленные, что они действительно мечтают о социал-демократической республике? О республике, пожалуй, да! Ведь г. Гучков, помнится, в 1909 году завил в Берлине (где встретили его с большим почетом и симпатией), что «республика — самая совершенная форма правления, но некультурность русского народа принуждает к промежуточным формам».
Нет, против республики московские «конвенторы», конечно, ничего против не имеют, но какими же подлинно «ослами» должны быть их друзья слева, чтобы верить, будто Гучковы, Коноваловы, Рябушинские желают избавиться от своих огромных фабрик, заводов, лабазов, от своих огромных доходов…
Нет, господа «товарищи», сами на себя капиталисты руку поднимать не будут, и поддерживают, и покровительствуют революционным рабочим организациям при военно-промышленных комитетах из целей чисто провокаторских. Революционные выступления рабочих должны напугать правительство и заставить его искать поддержки у Государственной Думы и «общественных» деятелей. Ну, а кто же больше может иметь влияние на рабочих, как не те самые деятели, по инициативе и при участии которых образовалась руководящая рабочим движением организация при военно-промышленных комитетах — господами Гучковым, Коноваловым, Рябушинским и книги, и власть в руки.
…Да, в последнее время в кругах, прикосновенных к Рябушинскому «конвенту»… шептали, что «мы на пороге великих событий». На днях де последуют рабочие выступления. И вот, чтобы не быть застигнутыми врасплох, московский «конвент» и начал расписывать по своим членам министерские места, чтобы предъявить их ультиматум правительству, когда оно призовет их «спасать страну». И все обойдется как по масленому: господам Коноваловым и Гучковым достанутся в этой игре министерские кресла, а рабочим вместо «социал-демократической» республики — кандалы и пули. Это обычный дележ между «идейными вождями» и «пушечным мясом»604.
Эта статья вышла еще в начале февраля.
Вот что писала «Земщина» 15 февраля 1917 года: «…Что же мы видим сейчас? Когда Дума объявила правительству войну и потребовала передачу ей власти, В. А. Маклаков открыто угрожал… своими союзниками — улицей. Для организации улицы Гучков привлек в военно-промышленные комитеты представителей „социал-демократов“ под видом рабочей группы и фактически был создан новый „совет рабочих депутатов“. Он и принялся за организацию „улицы“. Но по распоряжению министра внутренних дел сотрудники Гучкова были арестованы. Тем не менее по городу пущен был упорный слух, что в день открытия Думы готовятся серьезные беспорядки…»605
Обращаем особое внимание, что все это публиковалось за несколько дней до, а не после февральских событий. По сути, они указывали, что у оппозиции «все готово», надо действовать, но каких-либо серьезных мер по противодействию предпринято не было. В этой ситуации, отмечая степень серьезной предварительной готовности, опять-таки не приходится говорить о какой-либо «стихийности» будущих событий.
Английский посол Бьюкенен, характеризуя обстановку того времени, писал в своем дневнике в январе 1917 года, что «один мой русский приятель ставший впоследствии членом Временного правительства, сообщил мне… что революция произойдет перед Пасхой… Я имею основания верить, что это сообщение было основано на фактах…»606
Судя по всему, располагая уже определенной информацией, в открытую на встрече с императором английский посол Бьюкенен заявил, что «у нас нет никакой гарантии, что теперешнее русское правительство останется на своем посту…»607
У английского посла, вообще, судя по его воспоминаниям, не было сомнений в близости революции: «…Идея революции носилась в воздухе, и единственный спорный вопрос заключался в том, произойдет ли она сверху или снизу. Открыто говорилось о дворцовом перевороте, и на обеде в посольстве один мой русский приятель, занимавший высокий пост, заявил, что вопрос лишь в том, убьют ли императора и императрицу, или только последнюю…»
